Герой

хорошо написано. оставлю это здесь...
 

Цитата

 

24 марта 2016 года представитель российского пункта базирования «Хмеймим» в Сирии сухо сообщил: «В районе населенного пункта Тадмор (Пальмира, провинция Хомс) при выполнении специальной задачи по наведению ударов российских самолетов на цели террористов ИГИЛ погиб офицер российских сил специальных операций».

Офицер выполнял боевую задачу в районе Пальмиры в течение недели, он выявлял важнейшие объекты террористов и выдавал точные координаты для нанесения ударов российской авиации. «Военнослужащий геройски погиб, вызвав огонь на себя после того, как был обнаружен террористами и окружен», — завершил свое сообщение представитель авиабазы «Хмеймим».

В связи с этим захотелось вам, уважаемые читатели, рассказать одну историю.

За три минуты до смерти

Как каждый день доказывает нам жизнь, гибнуть можно по-разному. Можно так, что никто и не узнает. Можно так, что узнают многие и помнить будут долго. Иногда даже — матом. А можно так, что помнить будут долго и поминать хорошим словом. Потому что человек не просто ушел, а ушел, совершив подвиг.

Не время и не место тут спорить о сути этого слова. Для кого-то подвиг — это «последствия проявленной кем-то ранее глупости». Для кого-то это добровольная жертвенность, выливающаяся в героический поступок. Мы как-то мало задумываемся о том, как много нас окружает героев. Подлинные, они не стремятся к публичности и показухе, потому и незаметны. Но они есть. На них держится наши спокойствие и безопасность. Эти люди живут по принципам «я в ответе за все» и «если не я, то кто?» Когда все оказывается на грани, именно эти люди первыми делают шаг вперед, закрывая собой остальных. Потому что у них такая работа — Родину защищать. И не только свою.

Однажды в одной ближневосточной, а значит не такой уж и далекой, стране человек готовился умереть. Человек был нашим и очень специальным, потому и умереть он решил тоже специально, и очень по-нашему.

Безусловно, лучше бы было не умирать, но человек взвесил все «за», все «против» и выбрал смерть. Альтернатива этому ему показалась хуже. Понимаю, что для многих это выглядит парадоксально, но — вот так. Человек сознательно сделал выбор в пользу «не жить», потому что был очень нашим и очень специальным. А поскольку он был очень специальным, то в силу своей профессии точно знал, что попадать в плен к не нашим ему никак нельзя.

В силу все той же профессии человек знал, что утверждение «жизнь бесценна» не всегда соответствует реальности. Вот, допустим, как в данном случае. Потому что в этой самой ближневосточной стране цена поимки живым такого человека, как он, — 50 000 долларов. Плюс-минус, конечно, с поправкой на воинское звание. Казалось, это, напротив, должно обнадеживать. Ведь живым же будут брать, жи-вы-м!.. Но принявший решение умереть человек умел — опять же, в силу профессии — просчитывать все на несколько шагов вперед. Возьмут, а потом будут пытать. Это в книжках и фильмах герои умирают, не сказав ни слова. На деле есть такие умельцы с соответствующими средствами, что у них немой заговорит. Заговорить же нашему человеку было никак нельзя. Дело было не только в престиже государства, чести, присяге, воинском долге, хотя и в этом, конечно, тоже. Самое главное, заговорить — означало подставить своих товарищей. Тех, что действовали на земле, и тех, кто с реактивным грохотом полосовал инверсионными следами небо.

Очень давно и совсем на другом конце Земли самурай Ямамото Цунэтомо, вассал Набэсимы Мицусигэ, третьего правителя земель Хидзэн, сказал: «Я постиг, что Путь Самурая — это смерть. В ситуации «или-или» без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно. Исполнись решимости и действуй». Человек в ближневосточной стране вряд ли вспомнил про советы старого самурая, если вообще про них знал. Человеку некогда было вспоминать и рефлексировать. Человек просто действовал. Наверное, его подстегивали адреналин и боль. Боль, да… Если бы не простреленная нога, он бы еще повоевал. И, может, постарался бы даже уйти. Сейчас же все сводилось к одному — не даться врагу еще три минуты. Потом придет смерть, но до этого момента нужно было еще продержаться.

 

 

В мешанине библейских руин

Всю предыдущую неделю они работали на износ. «Они» — это группа местного спецназа и приданный им он — тоже спецназовец, но с иным гражданством. Местные его охраняли, а он выполнял работу ПАН-а — передового авиационного наводчика. И это была еще одна причина, по которой ему попадать в плен не рекомендовалось. Мало кого на войне так не любят, как артиллерийских корректировщиков и передовых авианаводчиков. Больше них, пожалуй, не любят, только снайперов…

Так вот, всю неделю они работали на износ, двигаясь в авангарде наступления. Под прикрытием темноты они по песчаным осыпям уходили далеко вперед, затаивались, а с первыми лучами солнца «вступали в игру». Кристаллы соли на пропотевших спинах, обветренные лица, красные от недосыпа глаза, хруст песка на зубах, вспышки выстрелов в ночи и дирижирование бомбами днем — так продолжалось неделю.

Наступление шло на древний город — был приказ по мере сил щадить то, что от него уцелело. На практике это означало, что для четкой идентификации целей к ним приходилось подбираться почти вплотную. Иначе в мешанине библейских руин понять, что там впереди, было просто невозможно. Можно было бы, наверное, под благовидным предлогом на такие тонкости плюнуть. Залечь где-нибудь повыше и издалека, пользуясь лазерным дальномером, размолотить всю эту «античность» фугасками в мелкую пыль. Вместе с противником. Но наш человек так не мог. Он пришел сюда не разрушать, а защищать. Потому безо всяких колебаний ПАН и его группа продолжали ползать буквально под самым носом у врага. Ради спасения камней, помнивших древних иудеев, римлян, парфян, монгол…

Огюст Мариет, Генрих Шлиман, Артур Эванс, Говард Картер, Остин Генри Лэйард — имена этих ученых, немало сделавших для сохранения историко-культурного мирового наследия, известны многим. Имя ПАН-а, занимавшегося по факту тем же самым, знало только его командование, остальные посвященные довольствовались лишь позывным. Военно-научный подвиг продолжался, как уже было сказано, неделю. Затем, на рассвете группу обнаружили.

Реакция противника оказалось стремительной. Спецназовцев прижали огнем, одновременно выдвинув с двух направлений пикапы с пулеметами. Попытка оторваться не удалась — группу зажали в кольцо, которое сжималось с каждой минутой. Нет, конечно, тут же была вызвана помощь… Но за ночь группа слишком удалилась от передовых позиций своих. Теперь те просто не успевали. Артиллерия с авиацией тоже ничего не могли поделать — противник сблизился с группой уже в упор.

«Держитесь!» — заклинали по рации. Было понятно, что спасатели жмут на всех парах, но… Но один за другим погибли или просто сгинули без вести в свистопляске выстрелов местные спецназовцы. ПАН с простреленной ногой заполз в какую-то яму, откуда швырял гранаты и отстреливался, пока «калаш» не выплюнул вместо обычной пули трассирующую. Это было плохо. Значит, в магазине патронов осталось штуки три — не больше. Наш человек, снаряжая автоматные «рожки», всегда первыми в магазин загонял три-четыре трассирующих патрона, чтобы в бою вовремя понять, когда пора перезаряжаться. Так что выстрел трассирующим — это действительно было плохо. БК оставалось кот наплакал. И уж совсем отвратительным знаком являлась практически стихшая стрельба. Стало быть, противник понял, что из группы выжил лишь один, и его сейчас будут брать в плен. Живым.

Специальная профессия

Вот в этот самый момент, должно быть, наш специальный человек и решил умереть. О чем он в этот момент думал, теперь уже никто не узнает. Он пришел сюда, на Ближний Восток, из далекой северной страны, чтобы тут эту самую северную страну защитить. Чтобы спасти то, что еще осталось от Ближнего Востока. Людей, не желающих жить по законам варварства, и постройки, стараниями варваров планомерно превращавшиеся лишь в иллюстрации учебников истории. Он сделал, что мог. Теперь оставалось сделать, что должно.

Сноровисто, как его учили, перезарядил автомат. Прикинул, что от его ямы до античных колонн осколки и ударная волна ФАБов не дойдут. Вышел на связь с барражирующей севернее парой бомбардировщиков. Передал им свои координаты, сопроводив их пометкой «цель стационарная». Дождался подтверждения получения данных. Узнал подлетное время. Несколькими выстрелами вывел из строя «Стрельца» — комплекс разведки, управления и связи. После чего принял свой последний бой длиной в целые три минуты, из которого вышел победителем. По крайней мере, он продержался до того момента, когда его яму и прилегающие к ней окрестности не вздыбило к ослепительным ближневосточным небесам бомбовым аммотолом. Вместе с ним самим, врагами и их пикапами. Выполнившие сброс «Сушки» понятия не имели, что отбомбились по своему, и еще долго потом пытались получить с земли «квитанцию» о результатах бомбо-штурмового удара.

A la guerre comme a la guerre.

Для погибшего сделанное им было работой. Для нас сделанное им стало подвигом.

Потом один из уцелевших во время БШУ участников неудачного захвата сам попадет в плен. Контуженый, с вытаращенными глазами он будет на допросе рассказывать о нашем человеке, который не сдался. На признавшей гибель своего офицера Родине потом будут сочинять, что местные спецназовцы его бросили и поголовно сбежали. За рубежом тоже будут о погибшем сочинять всякое, но все больше — потрясенное и с кучей восклицательных знаков. Британская The Daily Mirror по такому поводу даже «разорится» на капслок: «Russian 'Rambo' wipes out ISIS thugs by calling airstrike on HIMSELF when surrounded by Jihadi forces». Наши летчики за погибшего будут мстить люто, превратив для убегающего из древнего города противника все дороги в одну сплошную «бомбовую аллею». Да много чего потом еще будет. Вот только Его уже с нами не будет. Он, мужчина, хранитель, защитник, воин, останется под тем древним городом навсегда. Просто потому, что у нашего человека была такая профессия, очень специальная профессия — Родину защищать. Защищать ее, если потребуется, даже на очень дальних рубежах…

Разумеется, в этом тексте все персонажи — выдуманные, все совпадения — случайны. Что не отменяет героизма одного нашего очень специального человека. Пожалуйста, помните о нем, погибшем за други своя. Помните о нем и о тех наших, кто продолжает на территории одной ближневосточной страны защищать свою Отчизну. Как писал Николай Тихонов в своей балладе:

Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.

Андрей Союстов

 

24 марта стало известно, что в Сирии погиб шестой русский офицер — лейтенант Александр Прохоренко. Авианаводчик попал в окружение под Пальмирой. Не имея шансов отступить, лейтенант вызвал огонь на себя, погиб сам и похоронил сбежавшихся на добычу боевиков ИГИЛ. Министерство обороны в первых сводках описало его последние часы лаконично и даже скупо, как должное.

А затем интернет взорвался. Британские «Дэйли Мэйл» и «Миррор» разродились броскими заголовками: «Пойманный в ловушку кровожадными бойцами ИГИЛ героический русский Рэмбо разметал их, вызвав огонь НА СЕБЯ». Оттуда новость разлетелась повсюду, вызвав фурор в западном сегменте интернета. Американцы и европейцы восхищались Прохоренко. А в грязной, полной подковерных интриг и недоговорок сирийской войне появился редкий для такого конфликта герой — боец, умерший за свою страну и память сорока веков на переднем крае борьбы с варварами.

Что мы знаем о лейтенанте Прохоренко?

Он родился в 1990 году в глухом селе Городки в 130 километрах от Оренбурга. Население — менее шестисот человек. Отец Александра — тракторист, мать — уборщица. Казалось бы, никаких перспектив. Молодой человек, однако, знал, чего хочет от жизни и чего намерен добиться. Лидерские качества в нем отмечали уже в пятом классе, и связать жизнь с армией он собирался еще в юности. Похоже, заметную роль в его судьбе сыграла школа. Несмотря на микроскопические размеры — выпуск Александра состоял всего из девяти человек — она дала сразу троих медалистов, в том числе и Прохоренко. Дальнейшая его карьера однозначно указывает: школьные успехи были заслуженными.

После школы Александр отправился в смоленскую Академию войсковой противовоздушной обороны. ПВО — это одна из самых технически сложных областей военного дела, и на офицерских должностях там требуется образование хорошего университетского уровня. Парень из деревни оказался достаточно упорен и талантлив, чтобы стать одним из лучших курсантов. Академию он окончил с отличием и попал в элиту вооруженных сил России — Силы специальных операций.

Родители и беременная жена Прохоренко не имели понятия о том, где служит их сын и муж. Односельчане считали, что он в неких «секретных войсках», родственники — что он отправился на Кавказ. Между тем Прохоренко более двух месяцев воевал на Ближнем Востоке.

В Сирии лейтенант выполнял функции ПАН — передового авианаводчика. В этой области за последние годы удалось добиться огромного прогресса — особенно по сравнению с девяностыми; в Первую чеченскую офицеров на передовой часто трясло от появления в воздухе собственной авиации. Теперь наводчиков стали готовить на совесть. Эта должность требует постоянно находиться на передовой или даже в тылу противника. Наводчик планирует атаки, сообразуясь с ходом боя, он должен понимать, что требуется на земле прямо сейчас, быстро передавать координаты и дистанцию до цели, учитывать возможные угрозы для летчиков, возможности техники, погодные условия и тысячу других нюансов.

При этом ПАНу приходится постоянно ставить себя на место пилота и видеть поле боя не только своими глазами, но и понимать, как оно выглядит с воздуха, чтобы обозначить наиболее безопасный курс, обеспечивающий поражение цели. Иногда цель небольшая, иногда движется, иногда вообще способна стрелять по самолету в ответ. Летчик и наводчик должны добиться симбиоза и говорить на одном языке. Над полем боя самолет проходит за микроскопический промежуток времени; зато пока он идет к цели, обстановка может измениться радикально. Так что даже имея самое современное оборудование наводчик должен исключительно быстро и точно работать головой.

Самое главное, чтобы была хорошая разведка: хороший передовой авиационный наводчик и своевременные свежие данные. Мое мнение: от разведки зависит 70–80% успеха атаки. Разведка дает понимание, как подлететь, откуда подлететь, то есть определить нужный тактический прием, — так описывает роль наводчиков пилот ударного вертолёта.

Качественное наведение требует слишком высокой квалификации и бесперебойной связи. У сирийских бойцов нет ни того, ни другого, а новую аппаратуру наведения, которая позволяет добиться необходимой точности, местным не поставляют. К тому же в районе Пальмиры предстояло наводить удары на противника, активно маневрирующего вокруг населенного пункта, набитого историческими реликвиями. Поэтому на передовой работали — и продолжают работать — наводчики из России. К моменту своего последнего боя Прохоренко провел впереди боевых порядков сирийских войск неделю.

Обстоятельства последнего боя 17 марта описаны предельно скупо. Появившаяся в сети расшифровка последних слов Прохоренко не добавляет ясности: у текстовой записи сомнительное происхождение, звукового файла нет, а реплики лейтенанта в этой версии мало напоминают переговоры реальных военных. О том, как погиб Александр, можно делать только более или менее убедительные предположения.

Точность и скорость ударов навела ИГИЛовцев на мысль о том, что против них действует профессионал, которого необходимо вычислить. Через какое-то время им это удалось. Поскольку Прохоренко в этот момент находился в тылу противника, отступать ему оказалось просто некуда. Наводчик для боевиков был фантастически ценным трофеем — сведения о тактических приемах и аппаратура делали его ходячим сундуком с сокровищами, который требовалось захватить целым любой ценой. Джихадистами двигало даже не садистское желание снять пленного в очередном ролике: захваченный офицер мог бы много ценного рассказать под пытками. Прохоренко не был камикадзе и не собирался умирать, но боеприпасы быстро кончились, и он принял последнее страшное решение: вызвал удар в собственный квадрат, уничтожив боевиков, оборудование и себя самого. Самолеты уже находились в воздухе, поблизости, и последняя просьба авианаводчика была исполнена быстро.

Нужно отметить, что видеоролик ИГИЛ, фиксирующий якобы тело и снаряжение Александра, судя по всему, не относится к этому эпизоду. Там нет комплекса связи и наведения, который используют авианаводчики, зато в кадр попал миноискатель — вряд ли джихадисты сняли именно Прохоренко. Где сейчас тело офицера — неизвестно.

Сильнее всего в истории Александра впечатляет как раз непарадность главного героя. Двадцать пять лет, из глубинки, из абсолютно обычной семьи, совершенно не брутальной внешности, не сказать, чтобы авантюрного склада характера — только интеллект, упорство и мужество человека, собственными усилиями пробившегося в высшую касту армии и выполнявшего свой долг. Война, в которой он участвовал, — локальная и не его, и несмотря на все опасности работы корректировщика не предполагает нужды ложиться грудью на амбразуру. Но это вдруг оказалось необходимо, и молодой русский парень бестрепетно сделал то, что сделал.

Лейтенант Прохоренко погиб за Пальмиру, и вошёл не только в русскую историю — он встал как равный к равным в фалангу античных героев. И если для нас, живых людей, здесь есть какой-то пример и урок, то он как раз в этом: героическая эпоха — это не неведомое прошлое. Наш Аякс живет в соседнем подъезде и изредка выходит во двор, позвякивая орденами за Бамут и Цхинвал. Наш Гектор погиб под Луганском. Наши триста спартанцев остались на номерной высоте у Улус-Керта. Наш Мильтиад сидит по ночам над картами. Каким бы грязным делом ни была мировая политика, чем бы ни была сирийская война, Александр Прохоренко сражался за нечто неизмеримо большее, чем экономические и геополитические интересы.

Александр Прохоренко стал не только шестым официально погибшим в войне русским солдатом, но и первым, погибшим после свертывания воздушной операции. Судя по косвенным данным, в том или ином качестве в кампании приняло участие более 10 тысяч российских военнослужащих. Сегодня премьер-министр Сирии заявил, что ВКС РФ примут участие в крупной операции по освобождению Алеппо